Стенограмма пленарного заседания, 1 апреля 2014 год Выступление президента Российского союза промышленников и предпринимателей, президента Высшей школы экономики Александра Шохина
Я.И. Кузьминов:
Я хочу предоставить слово президенту российского союза промышленников и предпринимателей, Александру Николаевичу Шохину и просил бы продолжить и эту тему, в том числе.
А.Н. Шохин:
Я хотел бы поприветствовать участников конференции. Мне кажется, что она юбилейная по двум основаниям. Во-первых, несмотря на позицию администрации президента, которая юбилейные даты отсчитывает, начиная с 25, у нас своя точка отсчета, и это особый год. Через месяц с небольшим мы будем отмечать еще и юбилей профессора Ясина, поэтому нынешняя конференция в некотором смысле и подарок отцу-основателю апрельских конференций.
Уважаемые участники, наверное, вы обратили внимание, что Ярослав Иванович предоставил мне слово как президенту РСПП. В этой связи я остановлюсь как раз на некоторых проблемах взаимодействия бизнеса и власти. Тем более что 10 дней назад у нас прошел отчетно-выборный съезд РСПП, неделя российского бизнеса, в рамках которой было проведено более дюжины конференций, десяток круглых столов. В некотором смысле неделя российского бизнеса – это аналог Апрельской академической конференции, как в английской версии называется наша конференция.
Хотел бы сказать, что довольно много механизмов взаимодействия бизнеса и власти сложилось, и одним из основных является оценка регулирующего воздействия, которая позволяет либо останавливать, либо серьезно корректировать проекты нормативно-правовых актов, включая проекты законов, которые готовятся правительством и правительственными агентствами, министерствами, ведомствами. Правда, надо сказать, что ряд новых площадок взаимодействия бизнеса и власти – такие, как открытое правительство, экспертный совет при правительстве – подвергают сомнению эффективность оценки регулирующего воздействия, предлагают новые механизмы. Мы здесь достаточно твердо стоим на той позиции, что нам нужно довести до совершенства механизм оценки регулирующего воздействия, в частности с участием заинтересованных сторон и бизнес-сообщества в той части, которая касается регуляторики и условий ведения бизнеса.
До второго чтения законопроектов можно довести, на наш взгляд, даже не меняя базовых законов и принципов, лишь поменяв регламенты деятельности правительства, это регламент деятельности Государственной Думы. Кроме того, мы близко подошли к тому, чтобы начать в режиме ОРВ оценивать и такие чувствительные, прежде всего для министра финансов, вопросы, как ставки налогов и страховых взносов. До сих пор это было выведено из диалога бизнеса и власти в режиме ОРВ, думаю, что сейчас настала пора. Тем более нам приходится на разных площадках это обсуждать, лучше использовать формализованную площадку – такую, как оценка регулирующего воздействия.
Есть и другие механизмы. В частности, для бизнеса традиционной площадкой является российская трехсторонняя комиссия, где РСПП как объединение работодателей действует, координируя сторону работодателей в РТК, генеральное соглашение с профсоюзами, где много компромиссных формулировок, которые требуют раскрытия через конкретные механизмы и инструменты, поскольку сформулированы в общем виде. Если посмотреть на последнее соглашение, подписанное в конце декабря прошлого года, можно увидеть, что довольно много компромиссных формулировок, которые требуют раскрытия. И их раскрытие, трансформация в конкретные действия правительства, работодателей и профсоюзов – это предмет серьезного диалога, даже позиционной борьбы участников этого трехстороннего процесса.
Мы большое значение придаем встречам с председателем правительства, с президентом страны, с участием руководства бизнес-объединений. Это так называемая большая четверка. Естественно, мы пытаемся реализовывать в большей мере свои интересы, интересы РСПП в рамках этих встреч. Последняя такая встреча состоялась 20 марта. Это была публичная встреча. Участие президента России в съезде РСПП и полуторачасовая встреча с вновь избранным бюро правления РСПП. На таких встречах обсуждаются не только конкретные сюжеты, связанные с теми или иными действиями властей, проектами законов и так далее, но и формируется общее понимание экономической политики властей, в том числе и в нынешней сложной ситуации, о которой подробно говорил Антон Силуанов.
Нельзя не согласиться с министром финансов, что в экономике не самая простая ситуация. ВВП в 2013 г. вырос намного меньше, чем ожидалось. Прогнозы на 2014 год до событий и санкций, связанных с Украиной, балансировали где-то на уровне 2%, сейчас прогноз –1%. По прогнозам Всемирного банка – 1,1%. Другие параметры довольно серьезно корректируются, в том числе и инвестиции в основной капитал, отток капитала и так далее. Безусловно, все эти корректировки прогноза не могут не нервировать бизнес, как и колебания курса рубля. Причем считается, что экспортоориентированные компании заинтересованы в этом эффекте, но надо сказать, что нет практически ни одной компании в России, даже в сырьевом секторе, которая бы не испытывала негатива, связанного с обесценением активов, в том числе под используемые в качестве обеспечения по привлеченным средствам. Кроме того, любая сырьевая компания сейчас, реализуя программы технологической модернизации, использует, как правило, импортное оборудование, и поэтому негативный эффект здесь сказывается. Поэтому всем вредны, прежде всего, непредсказуемые волатильности на фондовом рынке, на валютном pынке и так далее. Поэтому очень важно сейчас, не списывая все на внешние обстоятельства, все-таки вырабатывать такую политику, которая исходит из того, что основные проблемы, связанные с выходом на рецессионный вариант развития экономики, – это наши внутренние проблемы. И здесь нельзя не согласиться с Антоном Силуановым в том, что главное здесь – создание благоприятного инвестиционного и делового климата. Для нас – это главный критерий оценки эффективности экономической политики.
По некоторым конкретным направлениям удалось добиться определенного прогресса. Хотя наши опросы показывают, что предпринимательскому сообществу пока еще не кажется, что бизнес является равноправным партнером государства. Ключевым вызовом для компаний в соответствии с нашими опросами является растущая конкуренция. Это неплохо, что именно конкуренция выходит на первый план в восприятии российских компаний. Это фактор стимулирования лучшего качества товаров, услуг, эффективности производства, энергоэффективности и так далее. Тем не менее есть еще и факторы недобросовестной конкуренции. Например, частных компаний с государственными компаниями, компаний, имеющих традиционный выход на различного рода площадки, где распределяются государственные ресурсы, будь то госзакупки, госконтракты и так далее, по сравнению с малыми и средними компаниями. Поэтому большое внимание мы уделяем реализации закона о контрактной системе. Там три дюжины с лишним нормативно-правовых актов развития закона, и уже сейчас нужно мониторить реализацию этой нормативно-правовой базы, поскольку придется закрывать какие-то дыры. В равной степени корректировать неэффективные решения. В том числе, придется, может быть, корректировать сам закон.
У нас сложилась такая практика пакетного принятия законов в области антимонопольного регулирования. Сейчас мы обсуждаем четвертый антимонопольный пакет. И сложилась практика, в соответствии с которой мы долго, даже годами, обсуждаем тот или иной пакет, выходим на компромиссные формулировки, чтобы развивать конкурентную политику, но в то же время не ограничивать реальную экономическую деятельность крупных компаний. И в первом чтении выносим согласованный вариант, а потом во втором чтении фиксируем возврат к тем позициям, с которых мы начинали дискуссию с ФАС. Вот сейчас наша задача – сохранить все компромиссные формулировки, которые были сделаны с учётом позиции бизнес-сообщества. То, что удается отбить, перетекает в следующий антимонопольный пакет, поэтому после принятия четвёртого нельзя исключать, что появится и пятый антимонопольный пакет.
Традиционная проблема для бизнеса – это административные барьеры. Причем ликвидируются одни барьеры, дорожные карты разрабатываются по улучшению предпринимательского климата, помощник президента Андрей Белоусов раз в две недели собирает участников этого процесса, должен был и сегодня собрать, на четверг перенесли – наверное, из-за нашей конференции. Не успеваем мы улучшить ситуацию в одной области, как появляются новые барьеры, желание надзорно-контрольных органов вернуть утраченные позиции.
Сейчас одна из форм такого восстановления утраченных позиций – это единое экономическое пространство. Вы знаете, что идет работа по подготовке нового союзного договора трех стран, к которой может в этом году присоединиться и четвертая страна – Армения. Мы видим, что многие ведомства пытаются через положения нового союзного договора вернуть то, что утрачено в национальном законодательстве в силу того, что мы добились снятия тех или иных полномочий у них. Поэтому очень важно здесь держать руку на пульсе. Может быть, понадобится даже принятие рамочного закона о надзорно-контрольной деятельности, в который мы предлагаем инкорпорировать и президентское послание к федеральному собранию о том, что должен быть единый реестр всех проверок, единый портал. Наш подход состоит в том, что ни одна проверка не должна начинаться, пока не будет получен соответствующий номер проверки, и более того, на портале нужно публиковать и результаты проверок с тем, чтобы использовать их как информационный ресурс, своего рода навигатор для компаний и контрагентов.
Естественно, есть и такой документ, как Концепция повышения эффективности контроля надзорной деятельности, которую готовит Минэкономразвития. Надо ее в этом году завершить с тем, чтобы рамки работы определить более четко. Мы традиционно многие годы выставляем такой критерий, как не увеличение налоговой нагрузки. Это основа нашего диалога с правительством, с властью в целом по этим вопросам. Мы разговариваем даже в терминах не налоговой нагрузки, а фискальной нагрузки, поскольку после того, как был реорганизован ЕСН и трансформирован в систему социальных страховых платежей, коими – страховыми – они, к сожалению, до сих пор не стали, мы должны говорить о совокупной фискальной нагрузке, включая и страховые платежи.
Здесь очень важно, чтобы работа, ведущаяся правительством и счетной палатой по оценке эффективности существующих льгот, не вылилась в то, что неэффективные льготы будут отменены, неэффективные с точки зрения, в том числе, и бюджета. И в результате общее давление на бизнес может увеличиться. Мы за то, чтобы неэффективные льготы отменить, но за счет этого можно повысить значимость эффективных, легко администрируемых льгот и более универсальных льгот, которыми могут не просто воспользоваться компании того или иного сектора, но и любые компании. Классический пример в прошлом у нас есть, когда инвестиционная льгота по налогу на прибыль, которой могли воспользоваться любые компании разного размера и разных отраслей, инвестировавших существенную часть прибыли в развитие производства.
По конкретным сюжетам этого года… Тема номер один – деофшоризация. Президент Путин, выступая у нас на съезде, по сути дела, начал с этой темы. И здесь нам очень важно реализовать подход, о котором Путин говорил на съезде, а именно – нам нужно повышать привлекательность российской юрисдикции. Не загонять в российскую юрисдикцию теми или иными мерами давления на бизнес, а повышать эффективность налогового администрирования и эффективность судебной системы, системы защиты прав собственности и так далее. И более того, в неформальных обсуждениях с президентом Путиным мы слышим от него, что можно пойти и на снижение ставок, с тем чтобы повысить привлекательность российской налоговой юрисдикции.
Сегодня я ехал с утра в машине и услышал, что американцы решили заморозить переговоры с нами по автоматическому обмену информацией о налогоплательщиках. Эта тема вытекает из концепции ОЭСР, борьбы с размыванием налоговой базы и перемещением прибыли. Она покоится на системе двухсторонних или универсальных отношений между странами членами ОЭСР и офшорными юрисдикциями. Попытка исключить Россию из этого процесса, мягко говоря, контрпродуктивна. Тем более что раскрытие информации о конечных бенефициарах и автоматический обмен информацией о налогоплательщиках – это способ борьбы, в том числе, и с коррупцией, и с серым, нелегальным выводом налоговой базы. Поэтому мы, видимо, все равно, несмотря на обстоятельства, сохраним эту тему в качестве одного из главных приоритетов.
Для нас в равной степени важно завершить работу по президентскому законопроекту о порядке возбуждения уголовных дел по налоговым преступлениям. Мы уже вышли на компромиссы по некоторым аспектам этой процедуры. В частности, вполне возможно ожидать повышения порога тяжких и особо тяжких преступлений в налоговой сфере как минимум в два раза. Необходимо активно использовать механизм деятельного раскаяния – заплатил налоги, и уголовное дело не должно возбуждаться. Если предприниматель не признает результаты налоговых проверок или данных ОРД, тогда он имеет право на судебное отстаивание своих интересов. Другое дело, что мы до сих пор не можем найти технологию участия налоговых служб в процедуре возбуждения уголовного дела следственными органами. Мы за то, чтобы сохранить нынешний порядок, когда налоговая проверка обязательна, но это не совсем устраивает следователей, которым хочется ускорить процесс. Но и здесь мы, вполне возможно, найдем компромисс. Самое главное, что президент, несмотря на то что это его законопроект, не торопит соответствующие структуры, и мы вполне можем найти компромисс.
Гражданское законодательство, корпоративное законодательство тоже для нас приоритет номер один, особенно после того, как два года назад президент Медведев внес поправки в ГК, которые многие справедливо называют новой версией ГК. Там было много новелл, большая их часть – это действия в правильном направлении, но они коренным образом ломали систему корпоративных отношений в российских компаниях, особенно в условиях рецессионного посткризисного варианта. Поэтому мы выступили с тем, что не надо торопиться. В частности, если просто переименовать открытое акционерное общество просто в акционерное общество, а закрытое акционерное общество – в общество с ограниченной ответственностью, как это есть в большинстве юрисдикций, то вроде формально ничего не происходит, за исключением того, что крупные компании боятся, что это будет форс-мажором и для государственных структур, которые выдают лицензии и разрешения. Они потребуют переоформления всех прав и большой объем бумажной работы, который может надолго усугубить ситуацию. Это один пример, самый простой, а по многим направлениям есть и более серьезные поводы для беспокойства. Поэтому нам удалось ввести такую новеллу во втором чтении. Поправки в ГК принимаются траншами, по мере готовности тех или иных глав, после публичного обсуждения. И выносятся в виде отдельных законов на второе чтение. Сейчас мы по большинству сюжетов, в том числе, с такими разделами, как юридические лица, корпоративное законодательство, определились. Хотя здесь у нас идет диалог не только с правительством, но и с такими структурами как ОЭСР. Кстати, мы исходим из того, что решения этой организации – вовсе не повод для того, чтобы нам остановиться в реформировании нашего законодательства, мы даже будем двигаться быстрее, чем ранее…
Я уже упомянул систему социального страхования. Напомню, что в последнее время правительство и Дума дважды принимали решение о повышении фискальной нагрузки в части страховых платежей и дважды отменяли, когда выяснялось, что риски, о которых говорил бизнес, реализуются на практике. Поэтому мы за то, чтобы моделировать последствия, рисовать сценарии поведения экономических субъектов. С тем же малым бизнесом… отсрочки, которые введены на несколько лет по сохранению более низких ставок – это еще не окончательное решение вопроса, и возврат к старой системе, видимо, не лучший способ. Старая система – это когда малый бизнес платит по тем же ставкам. Мы считаем, что тут надо реализовывать принцип выбора. Если индивидуальный предприниматель не формирует в полном объеме пенсионных прав через отчисления, то эти права и не должны формироваться. Максимум, на что может рассчитывать такой индивидуальный предприниматель – это социальная пенсия, которая гарантирована Конституцией. И принуждать малых предпринимателей платить 34% при условии, что бизнес только начинается – значит, ликвидировать тот бизнес, который в состоянии стартапа, и не дать возможность его начать. Здесь мы исходим из того, что, особенно в условиях, когда надо снять нагрузку с бюджета, необходимо поощрить создание новых предприятий, новых рабочих мест, нужно действовать по этой технологии выбора.
Я согласен с Антоном Силуановым, что у нас временное решение по пенсионной системе. Ни по досрочным пенсиям, ни по накопительной пенсионной системе, ни по страховой части пенсии окончательных решений нет. И те астрономические цифры субсидий, субвенций госбюджета в адрес Пенсионного фонда тому подтверждение. И нет ощущения того, что реформа, начатая для того, чтобы перевести Пенсионный фонд на самодостаточность, этой цели достигнет ни в среднесрочной перспективе, ни в даже в перспективе до 2050 года. Поэтому очень важно определиться окончательно со стратегическими направлениями развития пенсионной системы и довести те элементы пенсионной системы, которые еще в стадии реформирования, до конца. Это касается системы досрочных пенсий и накопительной части пенсий.
Антон Германович несколько раз клялся публично, что накопления негосударственных пенсионных фондов 240 млрд рублей, которые были перечислены в резерв бюджета в связи с тем, что НПФ в стадии реформирования и трансформация в ОАО, в стадии перехода к механизму гарантирования накоплений в НПФ через эту реорганизацию, будут в целости и сохранности, пока эта реорганизация не закончится. Не похоже, что реорганизация закончится в 2014 году, хотя было намечено, что она закончится до 1 января 2015 г., и стало быть, соответствующие накопления еще одного года попадут в резерв бюджета. Мы видели, куда деньги могут быть потрачены. Наверное, не случайно поддержка Крыма и Севастополя – это 238 млрд рублей. Это и есть резерв, который специально, можно сказать, для этого формировался. 2 млрд – это ошибка меньше статистической, поэтому будем считать, что весь резерв, сформированный за счет негосударственного пенсионного накопления, весь использован будет в этом году. Мы не против того, чтобы осуществлялась поддержка Крыма. Кстати сказать, хороший пример, учитывая, что Украина осуществила пенсионную реформу и повысила возраст выхода на пенсию женщин до 60 лет. Может быть, воспользоваться случаем и реализовать принципы гендерного равенства на примере Крыма. Тем более что женщины в этом возрасте гораздо более работоспособные, чем мужчины. По крайней мере, так считают работодатели.
Я.И. Кузьминов:
Есть еще одна вещь, которую можно заимствовать: у них очень высокие пенсии профессоров и преподавателей. Говорят: 1000 долларов. Надо тоже заимствовать.
А.Н. Шохин:
Думаю, что да. Не все на Украине плохо. Видимо, конституционной реформы нет и статуса русского языка, но кое-какие элементы можно позаимствовать.
Кстати сказать, проблема пенсионного возраста – это не проблема пожилых. Уже доказанным фактом является то, что это проблема молодёжи. Не освобождаются привлекательные рабочие места, отсутствие высоких пенсий не позволяет доцентам с кандидатами занять профессорские ставки. Если бы был эффективный механизм ротации, можно было бы и возраст пенсионный повышать, и расчищать места для молодежи. Приведу пример: когда во Франции повысили пенсионный возраст до 67 лет, начались студенческие забастовки. Студенты понимают, что они, выйдя из университета, не получат тех рабочих мест, которые могли бы освободиться, в случае, если бы лица старших возрастов освободили бы эти рабочие места. Но учитывая, что у нас очень большой дефицит квалифицированных кадров, который будет только расти, безусловно, нужно думать о том, как этот дефицит покрыть. В том числе, у нас нет этой проблемы, на мой взгляд, замещения квалифицированных рабочих мест, поскольку эти места буду оголяться в большом количестве.
В этой связи мы придаем очень большое значение развитию системы профессиональных квалификаций. На днях, судя по всему, будет подписан указ президента о создании национального совета профессиональной квалификации. По крайней мере, вчера на ночь глядя экспертное управление и главное правовое управление согласовали положение об этом совете и даже персональный состав. Идея заключается в том, что без рассмотрения на этом совете ни один профессиональный стандарт не будет утверждаться Министерством труда и регистрироваться Минюстом. Более того, профессиональные стандарты должны быть положены, как это вытекает из закона об образовании, в основу формирования системы государственных образовательных стандартов, программ подготовки в учреждениях высшего и среднего профессионального образования. И вот эта работа, на мой взгляд, это совместная деятельность образовательного сообщества и бизнеса.
Нам важно еще повысить гибкость трудового кодекса. Иногда профсоюзы трактуют это так, что работодатели хотят, чтобы увольнение работников было более простым и менее обременительным с финансовой точки зрения. Скрывать не будем – работодатели хотели бы, чтобы нагрузка, когда до полугода приходится выплачивать работнику заработную плату после фактического увольнения, когда государство не может включиться в процесс географической мобильности или вертикальной мобильности достойным образом, безусловно, здесь нагрузка оказывается чрезмерной. Здесь нужны совместные механизмы государственно-частного партнерства. Прежде всего, речь идет о технологиях обеспечения социальными услугами. В частности, без системы арендного жилья мы географическую мобильность населения не повысим.
Я чувствую, что еще могу занять достаточно много времени, рассказывая о том, чем мы занимаемся в нашем диалоге с правительством. Я назову темы. Техническое регулирование – эта первая тема. Кроме таможенной и торговой политики, она ушла на наднациональный уровень, стала базой для расширения Таможенного союза до границ единого экономического пространства, евразийского экономического союза. И здесь, кроме того, что мы должны выработать единые техрегламенты и стандарты, одновременно решаем задачу и гармонизации наших техрегламентов с европейскими.
Еще лет 5 назад были приняты поправки в национальный закон, которые гласили, что если нет технического регламента, то компании могут использовать европейские техрегламенты. Эту технологию сейчас надо реализовывать на наднациональном уровне. Много и других новых компетенций может появиться у евразийской экономической комиссии и в области антимонопольной политики, регулирования госзакупок, регулирования финансового рынка. Расширяется существенным образом площадка взаимодействия на наднациональном уровне. Здесь важно выработать технологию типа ОРВ на наднациональном уровне во взаимоотношениях с евразийской экономической комиссией.
По экологии… Сегодня информация прошла, что бывший президент Enel, а ныне президент государственной энергетической итальянской компании получил 3,5 года тюремного срока за то, что в свое время отказался от установки очистных сооружений. У нас пока до этого дело не дошло, но повышается ответственность бизнеса через введение обязательного страхования ответственности опасных объектов. Причем платежи страховым компаниям и возмещение различаются примерно в 100 раз, небывалый случай для страхового бизнеса, страховой бизнес в этом, безусловно, заинтересован. Но у промышленных компаний за счёт этого механизма отвлекаются средства от реального инвестирования в улучшение экологии. Если так дело пойдет дальше, легче будет административную и уголовную ответственность нести в отсутствие средств, которые все уйдут на обязательное страхование.
В заключение я хотел бы два слова сказать о международных аспектах нашей деятельности. В прошлом году РСПП председательствовал в «Деловой двадцатке», на мой взгляд, мы успешно поработали и выработали рекомендации бизнес-сообществу всех 20 стран во взаимодействии с ключевыми международными институтами – ОЭСР, Всемирный экономический форум, Международная торговая палата, Всемирный банк и так далее. Кроме того, мы привлекли к подготовке рекомендаций не просто конкретных ключевых глобальных компаний, но и все ключевые ассоциации бизнеса. Надо сказать, когда сейчас австралийцы председательствуют в «двадцатке», они все целевые группы по направлениям наши сохранили, и состав участников тот самый, который был у нас. Это косвенное признание наших заслуг. Хотели реализовать эти задумки и конкурентные преимущества на «восьмерке», и даже первый проект рекомендаций подготовили. Но сейчас мы находимся в размышлении – кому бы их отправить. Учитывая, что в Сочи не соберутся, а в Брюсселе, я думаю, будет скоротечная встреча. Явно есть угроза того, что формат участия в заседаниях «восьмерки» – «семерки» гражданского общества, бизнес-сообщества и так далее, может быть утрачен.
Наши рекомендации касаются не только таких классических экономических тем, как торговля, инвестиции, финансовая архитектура, но и проблем, больше волнующих правительства, например, участие бизнеса в содействии развитию или проблема открытых данных и открытого правительства в широком смысле этого слова, включая и антикоррупционную политику. Много тем, которые находятся на стыке интересов государства и бизнеса, и взгляд бизнеса по этим темам и взгляд гражданского общества для глав государств был бы, на мой взгляд, очень важен. Поэтому сейчас будем думать, кого использовать из наших коллег, в частности, если будут в Брюсселе собираться. У нас есть такие партнеры, как Ассоциация европейского бизнеса. Будем лоббировать интересы глобального бизнес-сообщества через них с тем, чтобы, в том числе, сохранить формат «бизнес-восьмерки», поскольку я думаю, рано или поздно мы вернемся и к формату «Большой восьмерки».
В заключение я хотел бы сказать, что все эти направления большей частью являются традиционными, и мы в своей повестке дня их обозначаем как направления взаимодействия государства и бизнеса, хотя, безусловно, в каждом году повестку дня надо актуализировать и включать новые вопросы. Тут действует такой принцип, как принцип Алисы в стране чудес – чтобы двигаться вперед, надо быстро передвигаться, бежать, чтобы даже стоять на месте. Чтобы удерживать состояние бизнес-диалога на высоком уровне, надо очень быстро двигаться вперед. Поскольку сейчас возникли новые вызовы и новые риски, геополитические в том числе, которые самым непосредственным образом сказываются и на экономической ситуации в стране, и на оценках перспектив этой ситуации, очень важно, чтобы не возникло желания перейти к изоляционистскому, мобилизационному сценарию.
Я здесь соглашусь с министром финансов в том, что нам надо как можно энергичнее реализовывать те структурные институциональные реформы, которые в повестке дня, к сожалению, достаточно долго находятся, продвижение по которым по принципу – два шага вперед, шаг назад. Нам нужно двигаться очень энергично с тем, чтобы совершить рывок по повышению привлекательности российской юрисдикции, иначе мы даже не сумеем, с учетом попыток Европы и США, заместить российские энергоносители. Нам даже трудно сырьевым придатком Европы остаться. И не так просто для экономики страны, развернувшись на восток, оказаться сырьевым придатком Китая, поскольку при наличии одного потребителя давление на цены будет довольно сильное, и ресурсы бюджета будут уменьшаться. Выхода, на мой взгляд, у нас нет, кроме того, как резко улучшить качество экономической политики и качество деловой среды.
Вопросы.
А.П. Портанский, профессор кафедры торговой политики:
Хотелось бы услышать оценку качества диалога государства и бизнеса. Что я имею в виду: вы не понаслышке знакомы с опытом Европейского союза, в 90-е гг. вы возглавляли российскую делегацию на переговорах с Европейским союзом. Один из принципов, уроков европейской интеграции заключается в том, что принимаемые решение обретают силу только в том случае, если они проходят через стадию общественных дебатов. Под общественными дебатами в значительной степени подразумевается диалог бизнеса и государства. Это основная часть общественных дебатов. Можно привести массу примеров, как труднейшие решения, тот же Лиссабонский договор, проходил через горнило самых разнообразных общественных дебатов на разных уровнях. В начале июня 2009 года у нас Таможенный союз резко ускорил свое развитие, и после этого в том же месяце были проведены две встречи с бизнесом. На одной выступил Шувалов, на другой Набиуллина, и после этого было сказано, что бизнес согласен. Мне представляется, что дебаты у нас в формате бизнес – государство по такому важнейшему вопросу, как интеграция на постсоветском пространстве, Таможенный союз, были совершенно скомканы, также они были скомканы и в Казахстане, и в Белоруссии. И что мы видим? И у нас, и в Казахстане, и в Белоруссии в последние годы со стороны бизнеса поступало немало вопросов по разным аспектам таможенного союза. А в Казахстане и Белоруссии были и протесты некоторых бизнесменов и бизнес-ассоциаций. С учетом этого, как вы считаете, качество диалога бизнеса и государства у нас сейчас отвечает нынешним запросам бизнеса и нынешнему состоянию развития рыночной экономики?
А.Н. Шохин:
Конечно, резервы существуют, я не случайно сказал, что мы большое внимание уделяем встречам с главой государства, главой правительства. Приведу пример. Есть такой закон о третейских судах. У нас больше тысячи таких судов. Мы заинтересованы в том, особенно после реорганизации судебной системы, чтобы третейские суды повысили свою привлекательность, эффективность на уровне В2В, чтобы они забрали часть дел у государственных судов. У каждой организации есть свои третейские суды. Пишет Сергей Николаевич Катырин письмо президенту, что ТПП с 19-го года существует, первый третейский суд с 32-го года, международный коммерческий арбитражный суд, и надо оставить всю эту систему в том виде, в котором она существует, а закон распространить на остальные суды.
Мы прикинули, что получается у ТПП сотня судов, а после введения закона в жизнь судов должно остаться несколько десятков. Жесткие требования к третейским судам, повышение уровня квалификации судей, требования повышенные к организациям, которые могут их учреждать. Получается, что у нас будет порядка 150 судов, из них 100 судов окажутся вне зоны действия нового закона. И приходится использовать личную встречу с президентом, чтобы обсуждать такую частную тему. Хотя если бы, наверное, более открытое и публичное обсуждение было бы, было бы лучше. Две организации, РСПП и ТПП лоббируют по своим каналам один и тот же вопрос. Поэтому дело не в публичности как таковой, а еще и в механизмах.
Мы с Евразийской экономической комиссией два года назад подписали соглашение о создании консультативного совета, в который входят по каждой теме компетенций по три человека от бизнеса и один министр. В итоге, учитывая, что сейчас 13 компетенций, 39 представителей бизнеса и 9 министров. Например, мы хотели обсудить проект союзного договора в марте месяце на заседании консультативного совета, но не нашли способа. Комиссия говорит, что пока это компетенция национальных правительств, национальные правительства находятся в процессе переговоров. Причем по каким-то разделам достаточно быстро сложились устойчивые механизмы взаимодействия и с национальным правительством, и с комиссией (как в области технического регулирования или таможенного регулирования), а в других и конь не валялся.
Формально – инструмент есть, в том числе, и публичного обсуждения, но нет принуждения органов власти. Почему мы так держимся за ОРВ – это механизм принуждения ведомств вывешивать проект. И есть технология подготовки оценки регулирующего воздействия, когда головное ведомство, Минэкономразвития, обязано запросить бизнесменов, экспертов об их мнении по формализованной методике. Тем не менее у правительства нет обязанности. Я пытался убедить и Дмитрия Анатольевича, в том числе, чтобы на заседании правительства, в том случае, если ОРВ не принимается (правительство имеет право не принимать), чтобы была возможность у бизнеса, готовящего это заключение, аргументировать на публичном заседании на финальной стадии, и такая же технология должна сохраниться и в Думе, если ОРВ довести до второго чтения закона. На самом деле, многое еще можно сделать для формализации технологий участия бизнеса. Речь не идет о публичных дебатах, я не сторонник просто дебатов, я сторонник формализации и узаконения в процедуру части экспертного, гражданского, бизнес-сообщества в этих публичных дебатах. Должна быть законодательно оформлена технология учета этих предложений заинтересованных сторон в данном случае. Если этого не будет, то публичные дебаты, тогда надо через политические институты их только отстаивать.
Вы упомянули Лиссабонский договор, там Европарламент, там национальные парламенты, поскольку есть процедура ратификации и так далее, там немного другая технология. У нас она тоже должна сохраняться, но технологии типа ОРВ должны не только сохраниться, на мой взгляд, их нужно еще больше углубить, расширить и формализовать.
С.А. Денисов, Екатеринбург
Думаю, что все планы развития, о которых мы говорим и будем говорить, упираются в простой прогнозный вопрос: сколько будет длиться вторая холодная война, какова будет ее интенсивность? Что планирует и прогнозирует бизнес, чего вы ждете от руководства страны, чего ждете от партнеров, противников?
А.Н. Шохин:
Сами наши партнеры отказываются от термина «холодная война», хотя интересные наблюдения: многие послы стран ЕС и европейские бизнесмены рассказывают об интересной реакции населения. Приехал высокопоставленный политик в Литву и обнаружил, что литовские граждане переводят деньги в европейские банки из национальных. Образно говоря, копают бомбоубежища. Оказывается, они ждут интервенции со стороны России, истребители из Франции и США они воспринимают как защиту их интересов. И такое ощущение, что холодная война вернулась. Наша позиция – не превратить нынешнюю напряженность в холодную войну, потому что последствия будут не только для России, но и для тех стран, которые будут вводить санкции. Об этом уже стала говорить в Германии Ангела Меркель. Американцам проще, торговый оборот с США – чуть более 40 млрд, с Германией – 80, с ЕС – под 500 млрд. Есть энергетическая зависимость от газа, несмотря на возможности Катара и экспорт сланцевого газа из США. За несколько лет может произойти переориентация, Россия может протянуть не одну трубу в Китай. И не факт, что США и Европе нужнл, чтобы Россия и Китай стали более продвинутыми партнёрами. Я не думаю, что будет доведено до жесткой холодной войны.
Как мы, бизнес-сообщество, предлагаем действовать? Например, крымские власти национализируют активы. Мы считаем, что национализация возможна, но национализация тем и отличается от конфискации, что она предполагает компенсацию. Поэтому должна быть предложена технология независимой оценки и выплаты компенсаций собственникам, даже если эти собственники ведут себя не вполне корректно, с нашей точки зрения. Одна из самых крупных банковских сетей в Крыму, насколько я знаю, – Приватбанк. Собственник Коломойский, мягко говоря, коллаборационист, сотрудничает с киевским режимом. Но он собственник бизнеса, и ему должна быть предложена компенсация. Захотят ли они ей воспользоваться – это их дело. Если для них политика и холодная война важнее, это не значит, что компенсация не должна быть предложена. И во всех других отношениях надо максимально использовать и международные стандарты, и обязательства, вытекающие из соглашения об избежании двойного налогообложения, о защите и поддержке инвестиций. Только таким способом, на мой взгляд, можно обеспечить предсказуемость поведения экономических властей России. Не хотелось бы, чтобы реализовывались мобилизационные сценарии: откажемся от доллара, перейдем на рубли, изолируемся и так далее. Вот здесь наступит элемент подталкивания уже с нашей стороны к холодной войне, экономической.
А. Юдкин, Москва:
Сейчас идет обсуждение законопроекта, который будет вноситься правительством – о промышленной политике. Этот закон в будущем должен стать первым в истории новой России, но там есть довольно много огрехов. Хотелось бы услышать вашу экспертную позицию как представителя ведущего института бизнес-сообщества, потому что это не первая попытка создания такого закона. В первую очередь это обусловлено тем, как мы понимаем, что в проекте и в самом союзном договоре, будет промышленная политика прописана как отдельная статья, и на ее основе будет в дальнейшем разработан протокол. Вы затронули вопрос техрегулирования. В частности, приходится часто слышать о законе об аккредитации, что закон о техрегулировании настолько полон, замечателен и кодифицирован, что в дальнейшем не нужно федеральных законов. Хотя есть довольно сильны позиции экономистов, юристов и технологов, которые говорят о том, что нужен еще закон о стандартизации.
А.Н. Шохин:
Начну со второго вопроса. Мы являемся лоббистами в этой области, мы за принятие закона о стандартизации, и мы были одним из соавторов, кроме Минэкономразвития и Росаккредитации, закона об аккредитации и доводили его до приемлемого уровня. Поскольку закон о техрегулировании не действует, поскольку это уже наднациональная функция, нам нужно законодательное поле, которое является национальной компетенцией, доводить до конца. Это как раз закон об аккредитации и закон о стандартизации.
Что касается закона о промполитике – на протяжении последних лет было несколько попыток предложить этот закон. Но либо он влезал в компетенцию Минфина, если предлагал те или иные льготы, и все это упиралось в финансово-экономическое основание, либо они были чересчур рамочными, и кроме призыва к проведению промышленной политики, ничего не содержали. С последней версией закона выступает Денис Мантуров. В том числе, две недели назад он выступал на совещании у президента (должен был заседать президиум экономического совета). Мы были там с Кузьминовым и другими коллегами. Могли бы и активнее поучаствовать в обсуждении, но формат несколько изменился. Почему этот закон имеет шансы быть принятым? Там нет прямых посягательств на бюджет и налоговые вещи, кроме намека, что они могут быть приняты в установленном законом порядке. Там описаны все инструменты промышленной политики и предложен целый ряд новых инструментов. В частности, речь идет об отраслевых фондах по типу инновационных фондов, которые есть в Минкомсвязи, например. Предложены налоговые каникулы для новых производств, но без прописывания конкретики. Кроме того, вводится режим инвестиционных особых проектов, которые должны опираться на наилучшие доступные технологии.
С этой методологией наилучших доступных технологий у нас идет спор с Минприродой уже несколько лет. Минприроды считает, что, если новые проекты и действующие производства через несколько лет не будут опираться на ЛДТ (лучшие доступные технологии), то должны быть огромные штрафы за ущерб экологии. Минпром занимает более взвешенную позицию. Они считают, что не через штрафы, а через стимулы надо внедрять наилучшие доступные технологии, и стимул должен быть связан с поддержкой инвестиционных проектов, направленных на внедрение наилучших технологий. Мы этот подход горячо поддерживаем. В принципе, мы плотно работали в рабочей группе с базовыми положениями. Мы согласны, мы доводили их до ума вместе с Минпромом, и в этом виде закон не то, что не вреден, он может быть основой для принятия конкретных решений, в том числе по стимулированию НДТ. Нам важно здесь, чтобы прошла версия Минпрома, а не версия Минприроды. Я думаю, что в этом году закон должен быть принят, за ним должны последовать какие-то шаги в области стартапов. Не удалось прописать тифовскую технологию, то есть стимулирование инвестиций через налоговые схемы возмещения за счет будущих налогов, значит, во втором чтении набор конкретных инструментов промышленной политики можно и расширить, но при понимании, что само применение этих инструментов – проблема диалога с Минэкономразвития, с Минпромом и с Минфином.